На скалах Валаама (стр.55)

Опубликовано: 27/09/2013 Читателей: 1663

– Вот то-то и есть. А, можно сказать, какой человек был! Герой!! Француза Бонапарта-Аполеона, самого первого воина покорил, а не погнушался к старичку зайти и даже трапезовал репкой. Вот как посмотришь-то на все это – и-и-и… Где величие-то? Где? – В смирении… Смирись и получай благословение с небеси… А вот и могилка его, косточки его покой приняли… Деревянная гробница закрыла могилу схимника Николая, смиренного и простого, каковым, по слову Евангелия, уготовано на небеси воздаяние благое. Деревянный крест венчает гробницу. Точно надгробные свечи, обступили могилку высокие сосны. Клочок ясного неба виден между вершинами.

      Вся эта местность один из поэтичнейших уголков дивного Валаама. Здесь на вам пахнет старым прошлым, перед вами восстанут могучие и вместе с тем смиренные фигуры схимников и грустно глянут на вас.

      С чувством давящей тоски уходил я из этого уголка. Мне хотелось разрешить мучивший меня вопрос и я не нашел в себе силы, чтобы разрешить его.
– Застали вы игумена Дамаскина? – спросил я монаха.
– Застал… – коротко сказал монах.
– Не расскажете ли чего? Это так любопытно.
– Чего любопытного… Святой человек.
– Да чем же святость-то его проявлялась?
– Чем проявлялась? – задумался монах. – Тверд был, о благочестии ревновал… Ковы бесов расторгал.
– Как же это он расторгал?
– Да как… Хочет инок из монастыря тягу дать, – бес его донимает, – а игумен не пускает. Такой случай был. Собрались двое монахов от нас уходить. Усовещивал игумен их – не берет… „Так ступайте же, говорит, к раке пр. Сергия и Германа да там и скиньте иноческие одежды… Там вы обет давали – там и расторгните. А от меня нет вам на то благословения“. Вот какую штуку подвел. Ну, побоялись те и остались. Да и прозорливец был… Про него и книги писаны… А то вот стихами проповеди говорил…

      Действительно, просматривая проповеди Дамаскина, я нашел такой образец стихотворного красноречия:
И так, братия, – мира бегите, Бога любите,
С советом живите, своей воли не творите,
Молвы и рассеянности удаляйтесь,
В пустыню водворяйтесь.
Кто к миру пристрастится,
Тот с пустынею распростится.
Он (пристрастившийся к миру) всегда празднословием всякого готов уловлять
И молитву к Богу от нас отнимать:
Скучно ему о спасении души говорить,
Не хочет он и молитву творить,
Не любит он постом и поклонами свое тело утруждать,
А всячески старается время всуе провождать.
Он в том и находит себе утеху,
Как бы наделать людям побольше смеху.
Много сегодня я, братия, грешный, говорил,
Но сам ничтоже пред Господом благо сотворил.
Горе мне грешному и сущу, благих дел неимущу,
Глаголющу, а не творящу,
Учай других – себя не учиши.
Увы, увы! душе моя, горе тебе!!!

      Вот образец, которому мог бы Кантемир позавидовать. Кстати уж я приведу интересный отрывок из проповеди Дамаскина.

      „Еще прошу вас, св. отцы и братие, без благословения в лес с богомольцами не ходить, по пустыням и скитам их не водить. Соблазн быть может, и что другое в худую сторону быть может толковано, так и Исаак Свирский говорит: „Монах соблазнивый не узрит света“. Еще, св. отцы, я заметил, что некоторые из братии берут из трапезы булки и яблоки по кельям. Это не хорошо, и нет на сие благословения: это вменяется в воровство св. отцами“, т. е. съесть не в общей трапезе, а в келье. Душно было на Валааме во времена Дамаскина.

      Выйдя с нового кладбища, я простился с монахом и пошел по дороге, сам не зная, куда приведет она. В воображении моем рисовались отшельники, схимники, молчальники.

      Зеленая стена леса закрыла от меня покинутую пустньку. Перед собой видел я куда-то уходящую дорогу, гранитные выступы вдоль неё, в просвете освещенное небо. Меня обогнал монах на одноколке.

      Но вот повозка с монахом пропала за поворотом, только все еще доносится грохот колес по каменистому грунту… Затих и он. Вон, в стороне, упавшее дерево, должно быть, ель. Мох покрыл ствол, мох забрался в пустое дупло через провалившуюся кору. Совсем гнилое дерево, упавшее на это место, может быть, лет 20 назад. Росло когда-то, жило и, наконец, свалилось и стало гнить здесь, не принося никому пользы. Мне больно и, скажу, страшно было сравнить это гниющее дерево с теми, что лежать не далеко от этой дороги, под деревянными гробницами, на старом кладбище – под земляными бугорками.

      Поздний цветок лесной ромашки пробивался из-под гниющего ствола. Дикая малина протягивала над ним кисть красных ягод. Повилика и мышиный горошек опутали гнилые останки когда-то могучего лесного великана, и их цветочки переплелись с серебристым мохом… А вот и брусника… Она уже лезет прямо из сгнившего пня, она усыпана вкусными, темно-красными ягодами. Я сорвал несколько ягод малины и вложил в петлицу цветок дикой ромашки. Сгнившее дерево принесло пользу после своей смерти. Оно дало пищу травке, моху, от него взяла себе соки брусника, малина. Смерть одного дала жизнь другому…

Автор:

Представьтесь, пожалуйста:
* Размер сообщения ограничен (400 зн.)
Код защиты: =>