На скалах Валаама (стр.45)

Опубликовано: 27/09/2013 Читателей: 1730

ГЛАВА ХII.

      В сенях гостиницы, у столика, монах Иосиф, симпатичный худощавый блондин, продает билеты на пароход. Собираются ехать в часовню Андрея Первозванного, расположенную на горе у Никонова залива, и там служит молебен.

      Эта часовня не представляет ничего особенного в ряду других двадцати часовен, разбросанных по скалам Валаама среди лесов, на поворотах пустынных дорог, на уединенных, глухих островах. Но путь к ней тянется проливами, мимо молчаливых берегов, под грандиозными стенами дикого, мохом и плесенью одетого камня, исполосованного трещинами, в виду озера, которое иногда вдруг откроется за скалистым мысом.

      Медленно движется пароход, впереди видишь поросшие лесом береговые скалы, гранитные бугорки, выскочившие из воды, и вдруг замечаешь, что правый берег уже позади, а те скалы, что казались продолжением берегов пролива, убежали вперед, и в широком промежутке дышит своими темными волнами вечно живая, не замирающая, не затихающая Ладога.

      Или едешь по узкому-узкому проливу. Скалы берегов сдвинулись близко-близко. У подножия их островок протянулся темной полоской; на нем маленькие березки с светло-зеленой листвой, цветы кувшинки около камышей, ну – совсем вода кончилась, а впереди стена гранитная. Но вдруг эта стена отходит влево, пароходик хитро заворачивает, и опять перел вами широкий залив, и опять в промежутках голубая поверхность моря.

      Я вижу из окна своей кельи, как широкими шагами, заложив волосатые руки за спину и закинув назад голову, направляется с горы к пристани сосланный на исправление иерей о. Николай, печальный и задумчивый, как и всегда в продолжение 4-х лет. Его обязанность – ездить с богомольцами по скитам, служить молебны и быть предметом вопросительных взглядов. Не знаю, где теперь о. Николай, теперь, когда я пишу о нем… Получил ли он место в каком-нибудь бедном, глухом селе северного края, зажил ли опять с семьей среди подросших детей, с намаявшейся за четыре года женой; или все еще живет заключенным на валаамском граните, среди чуждых ему по идее людей, молчаливый, печальный, добрый? Так же ли нервно подходит он к чугунной решетке на скале и так же ли напряженно всматривается в мрачный, черными валами покрытый простор Ладоги, бурной в осеннее время? Напрасно будет смотреть он в море: валы пенистые не принесут ему радостной вести, шум и грохот водяных громад не донесет до его ушей жалобного призыва брошенной семьи, не покажется пароход в проливе, и пронзительный свисток не бросит в измученную душу надежду. Бедный о. Николай, где ты теперь? Неужели волшебный, чарующий, гранитный Валаам все еще держит тебя на своих угрюмых скалах? неужели суровое Нево так же беззаботно шумит, заглушая грохотом волн едва пробивающиеся стоны твоего измученного сердца?

      Монашонки-певчие благопристойно спускаются к пристани. За ними два „брата“ – рыжий и черный. Толпа богомольцев наперерыв размещается в лодках.

      Яркий и теплый день напрасно поманил нас своей прощальной августовской прелестью. Показались дождевые облака, лес на скалах потемнел, бросил длинную тень на пролив, на серый гранит гор. Даже верещавшие вокруг колокольни ласточки пропали куда-то, и только одни пушистые воробьи беззаботно купались в пыли дороги.

      Маленький пароходик „св. Николай“ кутался в едком дыму и шипел слабой машиной.

      Машинист, послушник лет 30, коренастый, рыжеватый, сидел на дровах, поджидая богомольцев. Он, как говорили, хорошо знал свое дело и совершал большие концы по озеру на другом монастырском пароходе „Валаам“.
– А не разорвет котла? – спрашиваю я одного из хлопотавших возле машины послушников.
– Что?? – с выражением неподдельного испуга спросил меня тот, точно он не слыхал никогда, что котлы лопаются.
– Котла, спрашиваю, не разорвет?
– Да разве это возможно? что вы-с?..
– Да почему же нет?
Да нельзя-с… как же это разорвет? Да ведь тогда скольким людям смерть-то!...
– Вот я про то-то и говорю…
– Нет-с… Этого у нас незаведено-с… чтобы котлы рвало-с… Бывает так, что и не умемши машиной заправляет… Там привернет, там отвернет, а ничего-с… не разрывает – сипит только машина.

      Слушая слова „брата“, механик, сидевший на дровах, улыбался. Его улыбка ясно говорила: „да разве мы это допустим! мы тоже все очень хорошо понимаем“.

      Его самоуверенный вид говорил, что все исправно.

Автор:

Представьтесь, пожалуйста:
* Размер сообщения ограничен (400 зн.)
Код защиты: =>