На скалах Валаама (стр.51)

Опубликовано: 27/09/2013 Читателей: 1856


      Я позволю себе сказать несколько слов о кончине схим. Сергия.
– Помню – рассказывал мне один монах, о. Серафим, – при храме я заведовал. Кончилась обедня. Подходит ко мне схим. Сергий и говорит: – „прощай, от. Серафим, прощай“…, а сам так и плачет, слезы так и текут. Жалко даже мне его сделалось – такой добрый старичок был… И видел я, что всю обедню он так то плакал.
– Чего, спрашиваю, ты плачешь? – А он мне на это:
– „Эх, от. Серафим! вот кабы всегда то так пели, как нонеча, век бы не ушел… Хорошо мне – оттого и плачу“. – А слезы у него в три ручья, вся мантия мокрая… – „Точно на небе я был“, – говорит схим. Сергий… – „Причастился… и так то легко мне, и болезни не мучают…“ – Поцеловался я тут с ним… А как стали к вечерням звонить, – он и преставился.

      Схимонах Сергий стоит крайним слева в группе схимонахов валаамских. Он одет в старую схиму – колпаком. Болезни его измучили сильно: он сгорбился, совсем точно в комочек сжался. Лицо тенью закрыто, землистое, измученное; маленькая бородка торчит клином, и худые, немощные руки едва-едва удерживают четки.

      В числе снимков встречается несколько прежних, исполненных очень плохо. В настоящее же время фотография монастырская работает под руководством о. Антонина, учившегося этому искусству в Петербурге. Монастырь выписал несколько руководств, приобрел три объектива, камеру для моментальных снимков, а в мастерских валаамских сработали раздвижную обыкновенную камеру. О. Антонин ввел много приспособлений и вообще обещает хорошее будущее фотографическому искусству на Валааме.

      Я не стану описывать подробно весь хозяйственный обиход монастыря – это потребовало бы много места. Важнее по моему описать характер быта валаамского, те условия, на которых держится эта интересная жизнь, которая, кто знает, может быть скоро изменит теперешнюю физиономию.

      На Валааме есть библиотека в 12000 томов, но книг не читают, или потому, что находят ненужным, или, что вернее, потому, что нет времени читать: работа поглотила все время.

      Осмотрев библиотеку, я отправился в „живописную“ мастерскую, помещающуюся во внешнем четырехугольнике монастырских зданий. В монастырской два послушника писали иконы.
– Кто у вас заведует мастерской? – спросил я.
– О. Алипий. Только он теперь отдыхает.
– Он – я слыхал – в академии учился?
– Да… Медали имеет за картины. Он мастер.
– А можно его картины посмотреть?
– Встанет – покажет. Только теперь он не пишет картин, все иконы больше. Как принял постриг, так и бросил. А раньше, бывало, уйдет на остров, заберется в глушь куда-нибудь и пишет… А чудесно у него выходило, а теперь бросил.

      Бросил писать картины…

      Валаам мощной рукой сурового духа сжал талант, мысль, душу когда-то брата Алексея, теперь о. Алипия, пришиб художника. О. Алипий порвал с миром, перестал восторгаться природой, похоронил свою впечатлительную душу; он пишет теперь только строгие лики святых, он навсегда вошел в колею суровой Валаамской прямолинейности. Были легкие вспышки, попытки видеть в себе еще живого человека (отшествие о. Алипия), но Валаам победил…

      Когда я возвратился в гостиницу после осмотра фотографий и библиотеки, был уже седьмой час вечера. Гостинник похлопал меня по плечу и сказал:
– Отходили ноги-то, небось. Чайку бы.
– Нет, я думаю еще в большой скит сходить.
– Доброе дело. Вы проезжей дорогой, через Владимирский мост – версты 4. Лесом все… Зверья у нас нет, разве олень рогатый попадется.

      Когда я выходил из гостиницы, был 8-й час вечера. Солнце уже опустилось за архипелаг валаамский. В воздухе носилась туманная дымка приближающейся ночи. Прохожу мимо пустынной пристани. На берегу возится старичок монах, складывая в кучу щепу для парохода. Налево от пристани, на воде, плавучие сараи рыболовов. Монахи растягивают на перилах только что просмоленные сети. Запах соломы одуряет меня. Я чувствую, как он входит в легкие, проникает в мозг, просасывается в поры тела. Я уверен, что если услышу где-нибудь этот запах свежей смолы у воды, предо мной встанет картина валаамского пролива. Услышу я стук молотка по борту лодки, увижу растянутые сети, просмоленные лодки, лежащие на берегу вверх днищами, таинственный сумрак леса, потемневшие скалы и притаившийся бор с его немым шорохом где-то в глубине.

Автор:

Представьтесь, пожалуйста:
* Размер сообщения ограничен (400 зн.)
Код защиты: =>