В горах Сихотэ-Алиня (стр.11)

Опубликовано: 24/09/2013 Читателей: 1445



      «Родина дедов, отцов, Сукпай-река!» - такими словами начинает автобиографическую повесть «Там где бежит Сукпай» первый удэгейский писатель Джанси Кимонко. Никому из нас раньше не приходилось бывать на Сукпае, но почти каждый помнит поэтические строки повести, посвященные замечательной реке:
Сукпай – на Бикин перевал,
Сукпай – на Идзи перевал,
Сукпай – на океан перевал.
Там хариусы мечут икру,
Таймени шныряют, ленки,
Там кормятся лоси у тихих проток,
Медведи с одной стороны на другую плывут.
Там роются выдры под яром,
И пробираются берегом там соболя…
Вот это Сукпай, земля моя.

      Мы слышали о стремительности перекатов Сукпая, о коварных заломах и порогах, об утесах, поднимающихся каменными ножами. Но все это впереди, а пока перед глазами расстилается болотистая, чуть всхолмленная равнина, густо поросшая мощными лиственницами.

      Это типичное таежное болото с багульником выше колена, с чахлыми кустарниковыми берёзками и мхом, под которыми чавкает не по-летнему холодная вода. Остановившись на привал, мы вполне серьезно опасались, как бы нам не пришлось заночевать без воды среди неприступных скал Сихотэ-Алиня.

      Если с восточной стороны хребта нам приходилось карабкаться по крутому склону, то теперь идем по равнине, которая заметно, но не круто спускается к западу. По пути то и дело попадаются небольшие углубления, заполненные водой. Но признаков реки или хотя бы ручья пока не видно. Лишь пройдя от перевала примерно полтора километра, мы в одном из распадков вдруг слышим журчание воды. По этому-то звуку отыскиваем в густой траве крохотный ручеек, едва заметную струйку воды, которой после слияния с другими такими же малозаметными ручейками предстоит превратиться в грозный и стремительный Сукпай.

      Ручеек быстро увеличивается в размерах: ночуем мы уже на берегу ручья, который и перешагнуть не так просто.

      Незначительный ручеек быстро набирает силы. Теперь уже нечего и думать о том, что бы перешагнуть Сукпай, как мы это делали в истоках. Когда нам нужно переправиться с одного берега на другой, приходится искать место, где через речку лежит валежина.

      К концу второго дня Сукпай уже демонстрирует перед нами не слишком смиренный нрав и «показывает первые зубки». Еще до впадения в Сукпай речки Яа – одного из наиболее крупных его притоков можно увидеть в русле реки солидные каменные глыбы и заломы, вокруг которых вода бурлит и пенится, как в огромном котле.

      Заманчиво за один день проплыть по реке расстояние, на преодоление которого берегом понадобилось бы не меньше недели, но благоразумие берет верх, и мы снова пробираемся берегом реки по зарослям, болотам и кручам, которых здесь значительно больше, чем нам хотелось. Если в истоках мы еще имели возможность выбирать удобную дорогу, переходя с одного берега реки на другой, то теперь кривая нашего маршрута твердо лежит вдоль правого берега, хотя такой маршрут часто совершенно не устраивает нас.

      Мы проходим район, где по определению Арсеньева, лежит граница гольцовой растительности вершин Сихотэ-Алиня и смешанных кедрово-широколиственных лесов. Картины растительности здесь меняются чуть ли не кинематографически. Несколько минут назад мы шли по южному склону сопки, среди молоденьких кедров, остролистых кленов и зарослей лещины. Но стоит перейти на северный склон, и картина резко меняется. Широколиственные кустарники и травы уступают место багульнику, а вместо кудрявых кленов над багульником поднимаются полусухие березки и шершавые лиственницы.

      Багульник лежит на склонах сопок, как камыш на крыше, - сплошным настилом. Даже на небольших подъемах приходится больше надеяться на руки, чем на ноги, которые непрерывно скользят по гладким кустам. Заросли багульника тянутся иногда на несколько километров. Багульник – эфиронос. В жару, особенно после дождя, заросли издают сильный одуряющий запах. Рассказывают, что при долгой непрерывной ходьбе по таким зарослям люди, надышавшись эфирными испарениями, засыпают прямо в кустах.

      Словно задавшись целью показать себя всесторонне, тайга воздвигает перед нами одно препятствие за другим. Вот вливается в Сукпай какой-то малоприметный и вообще не обозначенный на карте ручеек. С виду он неказист, но при впадении образовал болото, на преодоление которого приходится тратить несколько напряженных часов.

      В другом месте вплотную к реке подступает крутая сопка.


      Сопки сменяются болотами, багульники – тальниками, звериная тропа – завалом, но стоит только выйти на сопочный отрог, откуда открывается панорама тайги, или к тихому заливчику, в глубине которого, как черные стрелы, мелькают ленки и хариусы, а берега, как на деревенском водопое, вытоптаны копытами сохатых, - забываются все невзгоды, пропадает усталость, и трудно оторвать взгляд от лесного океана.

      Через восемь дней после выхода из последнего селения на Самарге мы отыскали в тайге охотничью избушку, а неподалеку от нее – одинокий домик горно-таежной метеостанции. После тяжелых переходов по тайге, ночевок под дождем приятно отдохнуть под крышей «большого» дома. Но путь еще не окончен: до селения Гвасюги – первого населенного пункта на Хору – двести километров. Мы проделаем его не пешком, а на батах.

      Сукпай стремительно несет нас. Как ни старается река бросить нас ан перекат или залом, человеческое искусство побеждает стихию. Наш проводник, работник метеостанции Эргену, направляющийся в низовья Сукпая за продуктами, уверенно проводит лодку по самым опасным местам. Через три дня мы уже в центральном поселке Хорского Леспромхоза, откуда без особых хлопот добираемся до Хабаровска.

Автор:

Представьтесь, пожалуйста:
* Размер сообщения ограничен (400 зн.)
Код защиты: =>